Эссе. Шуля Примак. Длинный тост

Сколько не скрывайся от социума, но сбежать все равно не сможешь. Рано или поздно у тебя кончатся патроны, или спички, или сила воли. И ты выйдешь, щурясь на свет, из своей депрессивной берлоги и пойдешь, пошатываясь, на запах печного дыма, к ближайшему жилью.

(фото Анны Уткиной)

На третий месяц затворничества у меня наконец кончился сахар. Слово затворничество в моем случае нельзя понимать буквально. Знакомые со мной люди знают, что человек, который без общения не жить не может. В доме всегда гости или я в гостях, или открытие, премьера, концерт. Ну, в крайнем случае, в мафию вечерком поеду поиграть. Снижение, а не прекращение социальной активности, я выбрала сама. По тому, что сидела без работы. Несколько месяцев. Утеряла, так сказать смысл жизни и статус. От того решила печалиться в одиночестве. Ограничившись 3 выходами в неделю и приемом гостей не чаще двух раз в месяц. Получалось у меня впасть в аскезу, надо сказать, хреново. Печальница из меня не убедительная, затворница и подавно. Истеричка да! Это я могу. Но тоже периодами. В общем, я старалась. А как получилось – так получилось. Пока  в доме не закончился сахар.

Сахар закончился в самый решительный момент. Я хотела сделать помадку для кекса, который испекла для подруги. Кекс, как и все в эти сумбурные дни, вышел не идеальным. Волшебный аромат и отменный вкус были заключены в неровную форму. Эстетически кекс годился только к чаю, сервированному в полной темноте. Исправить ситуацию, как и в жизни, можно было только путем замазывания фактов густым слоем чего нибудь отвлекающего. В нашем случае молочной помадкой, белой, нежной и блестящей. Под которой будут незаметны огрехи формы. И все смогут оценить богатое содержание. Кто меня осудит за желание загримировать результаты своей ошибки под «так и было задумано»?  Никто! Мы же не врем – мы слегка приукрашиваем.

Но тут выяснилось, что сахар в доме закончился, а на улице суровый израильский январь, льет проливной дождь. Так что нужно было преодолеть приступ социопатии и пойти к соседям. Или вымокнуть по дороге в магазин, заработать насморк и умереть от него в муках. Не то чтобы дочь самурая, типа меня, боялась смерти в муках. Ха! Просто смерть от насморка особо нелепа и не слишком красива. Придут любимые простится, а у меня нос распух и глаза слезятся. И вокруг кровати гора скомканных салфеток. Фуу! Настоящие принцессы в таком виде не помирают. Пришлось брать мерный стакан, и преодолевая панику, выходить на лестничную площадку. 

 В Москве мы с соседями вообще не общались. Даже в лифте.  Кивнешь и скорее глаза в пол. Разговоры между соседями – признак дурного тона. Есть проблема – зови консьержа. Пусть он входит в интеракцию с другими жильцами. Нет проблемы – не приставай к людям. Максимум, что допускалось, улыбнуться младенцу или песику. Адресно. То ли дело в Израиле! Мы в нашей многоэтажке новенькие. А остальные прожили по десятку лет, если не больше. Этикет сложился до нас, пришлось соответствовать. Здороваться здесь нужно не формально, но глядя в глаза и улыбаясь. Следует спрашивать, как у соседа-соседки дела и выслушивать подробный ответ. На обращенные к тебе вопрос давать ответ развернутый, не мычать и не угукать. Даже если соседка со второго этажа подозрительно глядя на твой округлившийся силуэт (да! У нас очень вкусная еда! Да! Я знаю что это не отмазка! И нет, я не могу меньше жрать! Тем более клубника поспела) спрашивает, не хотим ли мы с мужем еще ребенка. И получив ответ, что не хотим, спрашивает – почему. Соседей можно разглядывать. Допускается пялиться. Можно заглядывать в пакеты с соседскими покупками как на парковке, так и в лифте. На советы, как использовать обновки или продукты, которые вы несете домой, нужно реагировать положительно. Иногда есть смысл прислушаться. Рецепт невообразимого лосося в слоенном тесте мне принудительно дали в лифте соседи с шестого этажа, беззастенчиво тыкавшие пальцем мой сверток с рыбой. Теперь это у нас в семье козырное блюдо. Соседские дети – практически общие. На моих глазах пожилой дяденька с седьмого расспросил плачущего первоклашку с пятого, выяснил, в чем проблема и незамедлительно отправился ее решать – мальчик потерял ключи по дороге со школы и не мог попасть в дом. Дедушка выспросил маршрут и они  пошли вместе искать ключи. А уж когда кто нибудь из детей в военной форме приходит домой и натыкается на соседок во дворе, то совсем уж мимими. И расспросят, и похвалят, и покормят, если защитник родины зазевается. В общем и целом – старое доброе местечко в восемь этажей по четыре квартиры на каждом. Хорошо, что я лиц не помню и все эти месяцы просто киваю, как цирковая лошадь, в ответ на любую улыбку. 

Но тут, когда кончился сахар в пятницу днем, стало остро необходимо вспомнить, кто где живет, как их зовут и понять, у кого, теоретически, можно просить. Постояв на коврике у своей двери неприлично долгие три минуты, я вспомнила только одно имя соседки из квартиры напротив. Тетя Лиля. Такая юркая старушка, вдовица за 70. Тетя Лиля дает частные уроки математики, ее ученики регулярно здороваются со мной в лифте. Пойду-ка  к ней, решила  я. Тетенька милая, авось не обидит. И я бодро позвонила в дверь напротив

– Проходи, проходи – сказала тетя Лиля и распахнула дверь пошире

У тети Лили была свежея укладка, платье с накладными мохеровыми розами по плечам и в руке хрустальная рюмка с желтоватым напитком, подозрительно смахивающим на виски. Я вошла и обнаружила, что у моей соседки пир горой. За столом сидели пять бабулек при полном параде, в серьгах, макияже и люрексе. Но не красота их ухоженных седин меня поразила. Я остановилась на пороге, потрясенно разглядывая стол. Стол украшал грандиозный пирог размером в полный противень и высотой в ладонь. Румяный, лоснящийся, с защипами по кругу и украшенный резными листочками и цветами из теста, как караваи на картинках в азбуке. Надрезанный бок являл начинку из мяса и грибов, плотную и сочную. Все остальное место на столе занимали с пол дюжины емкостей с салатами. Название этих емкостей во всех странах мира, кроме нашей, обычно звучит как «таз хозяйственный размер М». В пластиковой версии этого изделия купают новорожденных и выносят во двор стирку, чтобы развесить.  Ну, у нас такие необъятные миски ваяют из стекла, стали или керамики чтобы сервировать в них салатики для девичьих посиделок. Между мисками торчали две бутылки грузинского вина и хорошо уже початая литровка Джек Дениэлс.

Бокалы у бабулек были полны, тарелки тоже. Глаза у всех блестели, щеки разрумянились. По всему было видно, что пятницу здесь ждали и уже встретили. 

– Заходи, моя дорогая, не стой на пороге, – Лиля втянула меня в гостиную и обернулась к подругам, – это Симы дочка, я вам рассказывала. Ну, которая в Москве жила.

Дамы посмотрели  внимательно, пытаясь опознать во мне фамильные черты и московский гламур. Но я пошла в папину родню. А за сахаром к соседке пришла в чем была. В трениках, футболке украшенной  символикой питерской группы «Пилот», надписью «сумасшедшим жить легко» и тапочках с котиками. Так что ни высоких материнских скул, ни столичного флера у меня при себе не было. Был только мерный стакан

– Здрасте, здрасте! – Затараторила я, понимая, что не оправдала заочных лестных характеристик. – Можно мне сахару стакан одолжить. Я вам в воскресенье верну.

Лица бабулек омрачились.

– Ты какой Симы дочка? -спросила меня бабулька в бордовом, с легкой цыганщинкой в лице и повадке. – Той, что деньги на ремонт лифта украла? Из седьмого дома, что ли?

Я не успела сразится за доброе имя матери, поскольку временно потеряла дар речи. Что бывает со мной крайне редко. Считанные разы случалось, право слово. Пока я пучила глаза, стараясь собрать воздух для отповеди наглой старушке, за меня вступилась интеллигентная дама в очках и жемчуге.

– Ну что вы, девочки, у Симы из 7 дома сын. У нее дочерей нет. Она Симы из 12 дома, который прямо у дороги. С ней же наша Лариса на воды ездила в прошлом году.

– А! А! – загалдели бабульки – конечно, из двенадцатого. Лариса, да, рассказывала. Разумеется из двенадцатого.

– Налить тебе? – спросила Лиля 

– Нет нет, мне только сахар и я пойду. – Я стала совать Лиле в руки мерный стакан, проклиная свою лень. До ближайшего магазинчика пять минут ходу, уже бы назад пришла. Без вот этого всего цирка. 

– Да откуда у меня сахар? – Лиля приняла из моей прыгающей ладони стакан и пошла на кухню, приговаривая, – Сахар это диабет, в нашем возрасте сахар яд, сахара в доме нет, мы его не покупаем, нам его совсем нельзя. 

Сидящая ближе всех к краю стола уютная полноватая дама в розовой блузке взяла со стола винный бокал, похожий на радужный мыльный пузырь, щедро налила в него виски и разбавила колой. Весьма скупо разбавила. 

– Иди выпей с нами за здоровье, – сказала она строгим учительским тоном и протянула мне тройную порцию ковбойского пойла.

Я приняла бокал твердой рукой и подумала, что ничего страшного не случится, если Лиля не найдет сахар. Потому что я этот коктейль Молотова сейчас выпью и спать пойду. Ни о какой помадке с пьяных глаз речи быть не может. Рецептура требует фокуса и внимания к мелочам. Ну да чего уж теперь!  Тем более, что бабульки и себе налили не скупясь. Лопни, но держи фасон, как говорится. Не успели мы пригубить, как из кухни вышла Лиля. 

– Так! – сказала Лиля грозно. – Чего вы тут без меня начали? 

– Мы тебя ждали, но ты же занята, ты сахар пошла искать, – возмутились в ответ нахалки, наливая и передавая хозяйке ее порцию счастья. 

– О! Сахар! – Лиля отпила глоток и убежала на обратно на кухню.

Вернулась она с двумя упаковками сахара, белым и коричневым, но без моего мерного стакана

– Выбирай, какой тебе нужен. – Царским жестом выставляя добычу на край стола, спросила она.

(фото Анны Уткиной)

Ну, я это все к чему. К тому, что мужем моим, через два примерно часа после моего ухода к тете Лиле из квартиры напротив, наконец овладело здоровое любопытство и он пошел посмотреть, что меня задержало в пути домой. Открывать ему дверь пошла Роза Марковна, та что в розовом. Потому что у Лили поднялось давление, когда мы стали спорить о экспансии Китая на сырьевых рынках. Не только у меня это больная тема, да. И ему тоже налили и отрезали пирога, как только он неосторожно переступил порог.

А кекс мой друзья съели без всякой глазури. А-ла-натюрель, что называется. Хвалили кекс, между прочим.  Мои друзья вообще терпимы к недостаткам ближних. Если правильно выбрать друзей, ближних и соседей, быть от них свободной и сидеть затворницей глупо и не рационально. Ближе надо быть к людям. Так что выпьем за социум, который всегда нас найдет и чтоб до 120 лет на своих норах и с ясной головой! Лехаим!

Шуля Примак

Эссе. Шуля Примак. Москва центральная