«Вся жизнь делится на три периода: предчувствие любви, действие любви и воспоминания о любви.» (Марина Цветаева)
Премьера петербургского мультимедийного музыкального проекта «1926» состоится и Израиле в середине февраля. Сюжет спектакля – эпистолярный роман Марины Цветаевой и Бориса Пастернака, которые в течение четырнадцати лет общались друг с другом посредством писем. В главных ролях – Елизавета Боярская и Анатолий Белый. Литературную основу спектакля составляют переписка двух поэтов и фрагменты поэмы «Крысолов».
О том, как зародилась идея самого спектакля, почему на роль Цветаевой была выбрана Елизавета Боярская, рассказывает художественный руководитель и автор идеи «1926», заместитель художественного руководителя Малого Драматического Театра – Театра Европы, бывший профессор РГИСИ, заведующий кафедрой сценической речи Валерий Николаевич Галендеев.
Я придумал эту историю
– Валерий Николаевич, всем в Петербурге известно про «Школу Галендеева». Вами выучены сотни актеров. Как заметила именно Елизавета Боярская: «Галендеев научил нас не только голосоведению, он научил нас мыслить, идти за словом, ощущать его силу и значимость». При вашем участии в МДТ были созданы легендарные спектакли «Дом», «Братья и сестры», Gaudeamus, «Московский хор», «Жизнь и судьба». И вот спектакль «1926», о котором его участники говорят, что это – новый жанр, они даже не берутся давать ему определение. Согласны ли вы с ними?
– Я не могу ни согласиться, ни опровергнуть. Потому что быть может, где-нибудь на краю земли или в пучине интернета можно найти нечто похожее. Если иметь ввиду соединение авторского слова и музыки на сцене – то это не ново. Скорее, «1926» – это некий новый конгломерат возможных вариантов историй. Мы что-то сделали, а что из этого нагромождения наших усилий прорастает, становится понятно, когда приходит зритель. Когда начинаешь смотреть на сцену уже не своим взглядом.
– Какова Ваша роль в «1926»?
– В какой-то мере я придумал эту историю. В зародыше этого замысла был «Крысолов» Цветаевой. Потом подключилась режиссер Алла Дамскер – поначалу как сценарист, поскольку мы решили использовать и письма Цветаевой и Пастернака, а потом она стала и режиссером спектакля. «Крысолов» – уникальное произведение, а письма – это лирическая история. В какой-то момент все это стало трансформироваться в «1926».
Я стопроцентно уверен в Боярской
– Что вы можете сказать о команде «1926»? Вы участвовали в ее подборе?
– Конечно. Именно я предложил Лизу Боярскую на главную роль. У меня никаких сомнений нет, что у нее цветаевский темперамент, понимание глубин, возможности пластики, возможности голоса.
Когда Лиза читает письма Цветаевой Рильке, то у меня просто мороз по коже. Я стопроцентно уверен в Боярской.
И именно Лиза Боярская привела в этот спектакль огромного почитателя поэзии – актера Анатолия Белого, с которым они вместе снимались в сериале. Идея же пригласить в спектакль скрипачей принадлежит продюсеру – Вячеславу Зильберборду, и у нас участвуют в «1926» потрясающая скрипачка Марианна Васильева – она же оказалась столь же потрясающей актрисой, просто сразила меня, у нее невероятная сценическая интуиция. И второй скрипач – талантливейший Дмитрий Синьковский, он же – контр-тенор, который еще и поет на сцене.
Историческая, персональная и материнская драма
– Этот спектакль сразу после петербургской премьеры едет в Израиль. Что говорит по этому поводу ваша интуиция: Цветаева, «Крысолов» – и в Израиле? Вы знаете израильского русскоязычного зрителя. Не рискованно ли?
– Всегда рискованно. Но я думаю, что Израилю мотив этого спектакля – не чуждый, не посторонний. А Лиза Боярская, и Анатолий Белый – очень известные артисты. Где угодно найдется определенный контингент желающих посмотреть, разобраться, быть может, поспорить, полемизировать с такой постановкой. Я несколько раз в жизни принимался как режиссер за «Крысолова», и каждый раз было фиаско. Справедливее всего было бы сказать, что я не мог нащупать ключ к этому произведению. Но особенно-то было и не с кем, потому что не было рядом Лизы Боярской … А оптика-то совершенно особенная, когда идет речь о гениях. Чем больше времени проходит, тем ближе они становятся к нам. Вернее, мы к ним. В случае с Лизой, я понял, что есть с кем работать. Лиза ведь еще особым образом воспитанная актриса, она выросла на книге «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана. Она училась на курсе Льва Додина, где я преподавал, и с первого курса студенты начали работу над спектаклем «Жизнь и судьба». У Лизы Боярской трагико-историческое мышление, она умеет воспринимать очень сложные вещи, работает в театре Додина, где в объективе внимания все чувствительные исторические точки. А что такое «Крысолов»?
Это и историческая, и персональная, и материнская драма. 1 февраля 1925 года Марина Цветаева родила долгожданного сына Мура, и в марте начала писать историю о гибели детей, о том, как пришел человек, заиграл на дудочке и утопил их в озере.
Цветаева предвидела трагедию
– Сегодня это бы назвали послеродовой депрессией, а вы это рассматриваете как историческое предвидение.
– Не только историческое, но и предвидение семейной трагедии.
– Может быть, Цветаева это накликала, а не предвидела?
– Вполне может быть, она же сама говорила про Ахматову – «как она может писать такие вещи?! Разве она не знает, что стихи всегда сбываются?!»
– Значит, она знала.
– Да, но то и есть поэт. Она могла этого не писать, но это ее точило, сверлило изнутри. Цветаева, конечно, с невероятной исторической интуицией, философской, политической – что, вроде бы, за Цветаевой никогда не числилось – поняла, в какое время она родила сына 1925-й год в Италии.
Марина понимала, что с собой несет приход Муссолини. Она особо остро чувствовала то, что происходит и в Германии, все-таки в ней немецкая кровь сильна, а про Россию она просто все знала. И на дудочке играли и из Германии, и из России очень сильно.
Первый попался Сергей Яковлевич на эту дудочку и удочку, вслед за ним до неистовства, маниакально захотела в Россию Аля. Они остались с Георгием в Париже, возникли суперсложные обстоятельства, газеты написали, что Эфрон безусловно причастен к деятельности НКВД, и ей перестали подавать руку, с ней перестали здороваться, она потеряла заработки, но она все равно не хотела ехать в СССР, она точно чувствовала, что там-то точно погибель. И вот они пошли на звук. Сначала Аля, потом Георгий. И не поехать за ним она просто не могла, он был – весь смысл ее личного существования, даже не столько муж, сколько сын. И по сути сюжет «Крысолова», несколько отрывков из которого звучат в спектакле, повторился.
Наивный Пастернак и проницательная Цветаева
– Это спектакль о Цветаевой?
– Я говорю о вещах менее очевидных, скрываемых. Отношения с Пастернаком буквально все прописаны в их письмах. Другое дело, что можно их по-разному видеть и слышать, особенно Пастернака, он-то конечно немножко Протей многоликий, и в этих письмах, и вообще в жизни, в биографии. В отличие от Цветаевой, которая монолит – в понятиях, связанных с совестью, с религией, с традицией семьи. Пастернак будто бы себя всю жизнь готовил для «Доктора Живаго».
– Пастернак оберегал себя, а Цветаева отдавала?
– Пастернак оберегал свое право и возможность писать, оберегал поэта в себе. Она же не могла оберегать поэта в себе, потому что и была поэт. Пастернак пытался вписаться в новую картину новой действительности, предпринимал для этого какие-то шаги. Он искал сближения, в какой-то мере хотел стать попутчиком большевиков. Потому он и зовет в письмах Цветаеву вернуться. Он был умным, мудрым: говорил ей, что сначала нужно начать печататься в СССР, а потом приезжать, когда тебя вспомнили, в какой-то мере официально признали. Он хотел напечатать «Крысолова»!
– Наивный Пастернак и проницательная Цветаева – вы говорите сейчас о ней в ключе, противоположном общепринятому.
– Цветаеву в наивности трудно заподозрить. Но мужчины вообще более наивные существа, чем женщины. Через некоторые сложные процессы, через которые приходится пройти женщинам, мужчина просто не проходит. Они не так привязаны к гнезду, не так привязаны к роду. Пастернак любил своих родителей, но разве это можно сравнить с любовью Цветаевой к отцу и матери, драматичной любовью.
«Жаль оставить музыку»
– Расскажите о роли музыке в этом спектакле.
– У Цветаевой с музыкой были тоже очень драматические отношения. Мать хотела, чтоб она была пианисткой, поскольку у нее были огромные способности. А дальше – почти апокрифичная вещь, хотя я в нее не очень верю. Но, тем не менее, и у Марины, и у Анастасии Ивановны Цветаевых это воспоминание есть – о том, как мать умирала от туберкулеза. Цветаевой было 14 лет, было ясно, что идут последние часы, что это агония, девочку позвали проститься, и якобы мать сказала: «Единственное, что мне жаль оставить в этом мире – это музыка». Я не очень в это верю: человеку, умирающему от туберкулеза, сказать такую сложную и длинную фразу просто не хватит дыхания. Но обе сестры вспоминали это всю жизнь. Представьте: две девочки приходят проститься с матерью, а она говорит, что больше всего ей жаль оставить музыку, а не их. У Марины, которая была более ранимым и уязвимым человеком, чем Анастасия, за этим сквозит горечь огромная. И она вообще музыкой никогда не занималась.
– И тем не менее, музыка в этом спектакле присутствует постоянно.
– Но не главенствует, а является полноправным партнером.
– Партнером в очень интимной истории, несмотря на исторический антураж. Но разве не каждый любит заглянуть в чужую историю?
– При всей высокой духовности и идеалистичности «1926» – это все-таки любовная переписка двух гениев, и маячит третий где-то там, на швейцарском горизонте. Мы убрали письма Рильке, хотя они изначально присутствовали в сценарии.
– Рильке – кто он в спектакле? Персонаж? Образ? Фон? Недосягаемая мечта?
– Он – вершина. Вершиной его считали и Цветаева, и Пастернак. Почему он величайший гений, почему и Пастернак, и Цветаева ему поклонялись? Кстати в спектакле, довольно внятно прослеживается то, что Пастернак ревновал Марину к Рильке. Он был очень ревнив. Он ей пишет – «процессы, которые происходят у нас, происходят не только у нас, а и в Европе. Если Рильке так побледнел, а ведь он живет не в Советском Союзе – это меня радует».
Интервью взяла Маша Хинич. Фотографии (© Стас Левшин и Илья Базарский, Дизайн афиши “1926” – Igor Gurovich) предоставлены организатором гастролей – компанией FGK Production