Владимир Сорокин в Израиле: диалог Писателя с Народом

Владимир Сорокин, писатель, провидец, нонконформист и мистификатор, давно покинул отечество и проживает ныне в Берлине. Он материализовался в наших Палестинах, на форуме свободной культуры «СловоНово». Небольшой зал был заполнен до отказа. И казалось, что в зале присутствовали персонажи сорокинских книг.

 

 

«По велению мирового империализма, по хотению просвещенного сатанизма, по горению православного патриотизма,.. в генных инкубаторах, на шконках в кичманах, на нарах и парашах в лагерях нашей необъятной Родины по умолчанию к буферу обмена, знающего,.. идеалов гуманизма, неоглобализма, национализма, антиамериканизма, клерикализма и волюнтаризма ныне и присно и во веки веков. Аминь!»

Демиург, русский Босх в литературе, завладевший умами на заре лихих 90-х, Владимир Сорокин начал с молитвы из своей «Теллурии».

«АмЕн! АмЕн!» – на еврейский манер поддержала писателя публика. 

– Ну, собственно я все сказал, – заключил писатель. Народ понял шутку и, конечно, не думал расходиться. 

Народ (кричит из середины зала): Я бы ещё добавил в этот список Теллурии «быдлозону»…

Писатель (оборачивается в его сторону): Что?

Народ: «Быдлозона» – нижний интернет. 

Писатель поднимает бровь и пожимает плечами. 

Народ (не унимается):  Считаете ли вы, что предсказания ваши для России сбудутся, как сбылись они для Европы? И напишете ли вы подобные предсказания для США. 

Зал смеётся. 

Писатель (не смеется): У меня есть приятель американец. Он ещё лет 10 назад сказал, что закат Америки конечно же будет. Но мы до этого не доживём.

Народ (подбирается ближе): Ощущаете ли вы себя провидцем. Как вы с этим живёте?

Писатель (задумывается): В андеграунде шестидесятых был замечательный поэт Ян Сатуновский. Он однажды сказал, что осознанное пророчество – недействительно. Иногда получается уловить какие-то волны, но это не моя заслуга – так получается.

 «Дни опричника» мы уже прожили –  сейчас «1984» Оруэлла. 

Народ (с напором): Ходорковский вчера говорил, если будет развал российской империи, то мало нам всем не покажется. Вы что чувствуете? 

Писатель: У меня нет никаких предчувствий. Второе начало политической термодинамики непредсказуемо в политически изолированной этической системе. Энтропия возрастает. Она на нуле. Империя развалится. Все империи разваливались. Может быть очень плохо, а может быть и нет.

Народ: Как пришла к вам эта идея «Дня опричника»? Как вообще к вам приходят идеи?

Писатель: Мы как-то  выпивали с одним писателем и он меня спросил: «Володя, а как к тебе приходят идеи?» Я говорю: «Надо в полнолуние, зимой, желательно в очень морозную ночь, выйти в березовую рощу, разбежаться и удариться грудью о берёзу».

Народ (весело): Главное не перепутать с дубом! 

Писатель (пропуская замечание мимо): Вы понимаете, у каждого писателя есть некая внутренняя антенна. И она настраивается иногда удачно, иногда нет. Это непредсказуемо. Я обычно слышу стиль, слышу шум текста. И этот стиль тянет за собой сюжет. Если говорить о «Дне опричника», все носилось тогда в воздухе. Разговоры о том, что Россия должна отгородиться от Запада, что у нас всё есть, а запад учит лишь плохому. Я знаю, где эти песни записывались – на Лубянке. Им так легче управлять страной, когда она изолирована.

В моей книге фигурирует «великая русская стена». Её не будет точно, потому что кирпичи же воруют.

Народ: А какую вы пьете водку? 

Писатель: В России как появляется сорт хорошей водки, через год она безнадёжно портится. Я  называл это национальным позором. И мы с Борисом Акимовым решили организовать дегустацию восьми разных водок. Не глядя на этикетки, выбрать лучшую. И победила водка «Бедный Юрий» из Биробиджана.

Народ (радостно): Мой родной город, кстати. Я из Биробиджана. Я, правда, из Биробиджана.

Реплика из зала: Мы это заметили!

Народ (не обращая внимания): Как вы считаете, уместно говорить о русской культуре пока идёт война?

Писатель (чуть хмурится): Это вопрос серьезный, трагический. В 30-е, 40-е годы многие французы, голландцы, американцы, балканцы говорили, что они никогда больше не будут читать немецкую литературу. Но наступил 45-й год. Режим Гитлера рухнул. Факультеты германистики появились во всех университетах мира. Я думаю, надо пережить это время. Русская культура и русская литература это часть мировой культуры. А сейчас тяжелое время у всех. Все слушают фронтовые сводки. Мне хочется, чтобы эта война закончилась победой добра над злом. После чего с русской литературой все будет в порядке.

 

 

Народ (сочувствуя): Вы хотите вернуться? Как переживаете разлуку с Родиной? 

Писатель (грустно): Очень хочется вернуться. Я часто это вижу. Это связано с местом. Мы подмосквичи. Под Москвой жили. Как переживаю? Я стараюсь работать. Я думаю, что те люди, которых выперли из страны, интеллектуальная, творческая элита, они тоже самое делают. В 20-е годы была более жёсткая ситуация. Гражданская война. Бунин не мог вернуться. Набоков не мог. И он говорил Цветаевой, когда она решила вернуться: «Дура, зачем ты едешь, там тебя убьют». Ну, и «холодильник сталинский» конечно мощный был. Адский режим. В начале 80-х, когда я писал рассказы на основе соцреализма, я ходил в Ленинку и там читал сталинские газеты. И было такое чувство, что это чистая паранойя. Чем облучали страну?! Эти газеты, как куски урана. Они излучали эту государственную радиацию. 

«Советский проект это удар по человеку как по космическому явлению. Чтобы уничтожить его как феномен, превратить его в часть машин, танков, тракторов. И это даже не преступление против человечности, а именно против homo sapiens».

Народ: Про чат GPT что думаете?

Писатель: Это очень интересно. ИИ пока ещё ребёнок, но что будет, когда он повзрослеет? Посмотрим. Не нанесёт ли он удар по творческим людям. Если нет, тогда будет доказано, что душа существует.

Народ: Что будет, когда компьютер напишет вашу прозу лучше, чем вы?

Писатель (задумывается): Как обычно. Критики напишут: «Сорокин повторяется. Цитирует самого себя». Но а кого же еще цитировать. Наверное я старею. Становлюсь сентиментальным. Не хочется повторяться. Хочется проникать в новые пространства, где новые энергии. Хочется развиваться и делать что-то новое.

Народ: Технически как происходит процесс написания книги?

Писатель (скучая): Умение отождествляться с героями это мастерство и инструментарий. Каждая книга это кусок времени, прожитого автором в психосоматике героя. Если я пишу крупную форму, стараюсь работать с утра и до ланча каждый день. Иначе потеряешь отождествление, потеряешь этот мир. Это писательская кухня. О ней сложно говорить. 

Народ: Состоялись бы вы как писатель в другой стране?

Писатель: Писатель это явление времени. Его деятельность связана с шумом времени, с дыханием времени, с обстоятельствами и, что рассуждать о том, что могло бы быть и, что не могло.

Народ: Когда молодые, гениальные писатели из нового поколения появятся а России? 

Писатель: Я уже лет 20 жду рождения новой звезды. Но она пока не восходит. За последние 30 лет русская прозаическая поляна вытоптана. И там трудно вырасти чему-то новому. 

Я бы мог завершить эту встречу словами сибирский прорицательницы: «Будет Ничего!»

(Занавес)

 

Читайте также на нашем сайте:

Дмитрий Быков: «Это война творческой интеллигенции»

Амстердам: самая грандиозная выставка Вермеера в истории искусства

Меир Шалев:  История любовей и смертей