Лена Лагутина. “Впадает в море…”

Эти маленькие новеллы пишет израильская журналистка, телеведущая и дипломат Елена Лагутина. Они наполнены тем, чего нам так не хватает в жизни: нежностью, добротой и покоем. Читайте.

Текст — Lena Lagutina. Иллюстрация — Julia Stotskaya

Впадает в море…

Когда утром еще не так жарко, но уже припекает, бабушка открывает настежь высокие окна своей спальни и выставляет на них взбитые подушки, на солнышко. Надо немного подождать, пока они нагреются, и тогда я люблю упасть на эти подушки животом, подпереть подбородок руками и смотреть, смотреть с высокого пятого этажа на серебряную Волгу, пока глаза не «поймают зайчиков», или пока взрослые не прогонят заниматься всякими более полезными делами.

Но что может быть прекраснее занятия – таращиться на воду?!

Огромнее Волги я никогда не видела воды, и, когда родители рассказывали про море, мне никак не удавалось его вообразить. Я думала про бесконечность, представляя, как это, когда нет конца, а есть все дальше и дальше, и дальше, и даже там нет конца, пока само воображение не зажмуривалось от невозможности представить бесконечность. Так и про море. Я думала, думала, думала, но никак не могла вообразить воду без конца и края, пока меня не повезли на море.

Железная дорога повернула широкой дугой, и из-за гор постепенно, не разом, появилось долгожданное море.

Нет, оно не обмануло мои ожидания. Лет мне было мало, но я уже понимала, что нарисованное на коробке всегда сильно отличается от ее содержимого. Cодержимое коробки всегда сильно разочаровывает. Единственным до того, не разочаровавшим меня содержимым, была пена для ванн «Бадузан». Прежде, чем мама в первый раз вылила колпачок Бадузана под струю воды, наполняющую ванну, я долго рассматривала радужные пузыри и розового младенца на бутылочной этикетке и все мучила маму вопросом: «Будет в точности так, как на картинке?» А мама отвечала: «Обещаю, будет в точности так, как на картинке. Главное – не пожалеть пенки».

Моря было много. Даже больше, чем на картинах художника Айвазовского, где я много его рассматривала, готовясь к нашей встрече.

— Ну, что, — полу-спросила, полу-сказала мама, придерживая меня за спину, а я стояла на узкой приступочке под вагонным окном, на которой даже детскому ботинку стоять неудобно, но в тот момент это было неважно. Внизу быстро-быстро летела земля, а море оставалось неподвижным, лишь цвет его менялся полосами до самого горизонта.

Я не отвечала, мама не переспрашивала. Я подняла голову и посмотрела на нее – мама стояла рядом со мной и смотрела, чуть прищурившись, на море, вдаль, туда же, куда и я. Я уже много лет забываю ее спросить, о чем она тогда думала.