Ирина Муравьева: «И ангелы просыпались со мной каждое утро…»

«Старая» и «новая» Москва для нее не декорация, а пространство, где неумолимо бежит реальное время, где живет ее детство, ее юность и она сама – знаменитая актриса, звезда советского театра и кино, Ирина Муравьева. От Центрального Детского театра, где она начинала, до Малого Академического, где она играет сейчас, 4 минуты пешком, надо лишь пересечь Театральную площадь. В такой короткий для пешехода путь укладываются десятки ее ролей и образов, спектаклей и фильмов, премьер и театральной рутины, «Оскар» и Госпремия, звание Народной артистки и премия «Ника». 

 

Накануне гастролей в Израиле  с бенефисным спектаклем «На струнах дождя» Ирина Муравьева дала эксклюзивное интервью Елене Шафран.

– Ирина Вадимовна, если бы вам принесли сегодня сценарий об актрисе, прототипом которой были бы вы, какие бы основные точки вы бы в нем поставили.

– Одну, большую жирную точку. Нет! И точка!

– То есть, вы не хотите никакого кино о себе.

– Нет. И книгу никакую не собираюсь писать. 

– Хорошо. Тогда поговорим о спектакле «На струнах дождя». Как вы выбираете роли?

– Чтобы сыграть хороший спектакль, нужна хорошая роль. Интересная для меня и подходящая для моего амплуа и моего возраста. Видите, все очень не вдохновенно, а прагматично. А уже потом приходит вдохновение. 

– И, вдохновившись, какого человека вы играете?

– Несчастную женщину, которая бесцельно прожила свою жизнь, убеждая себя, что жизнь ее прекрасна, интересна, и вот-вот она поймает свое счастье. Счастье она не поймала. Но в фантазиях она любима, богата и правит миром. И это удел таких характеров, которые гоняются за какой-то несбыточной и глупой мечтой. 

– Подождите, но ведь  мечтать, это все-таки не так плохо.

– Надо жить реальной жизнью, а не мечтать. 

 

– Я правильно поняла, что ваша героиня придумала свою жизнь, изобрела нечто вроде игры и играла сама с собой.

– Все это придумала она на старости лет, когда поняла, что ее жизнь «пшик». Но сознаться в этом невозможно даже самой себе. Очень трудно признать, что жизнь прошла не так.

– Да,  точно, так бывает. 

– И нереализованные желания воплощаются в придуманные воспоминания. 

– Это же такая страшная вещь.

– Это было бы все не важно, если бы с моей героиней не приключилась страшная история, которая развивается в нашем спектакле. Она совершила нечто ужасное в своей жизни и об этом хотела забыть, и выбросить из головы. Но иллюзии ее разрушаются. На этом построен сюжет.

– В спектакле происходит разоблачение обаятельной женщины в человека, который совершил преступление. 

– В человека, который совершил предательство и старается об этом забыть. Но расплата все равно находит ее. Но жанр этой пьесы все таки комедия, траги-комедия. Пьеса написана легко. Текст смешной. Героиня рассказывает какие-то истории про себя. Она внушает себе, что кто-то сейчас прийдет, хотя живет в полном одиночестве.

– Ваши партнеры в спектакле молодые артисты. 

– Очень хорошие и уже известные артисты Женя Кулаков и Аня Уколова.  У Жени это первая большая роль, с которой он очень хорошо справился и играет замечательно. Ну, Анна – восходящая звезда. Много в ней своеобразного, интересного, что самое главное для актера и есть. Не просто как все умеет – то-то и то-то. А у нее интонация, пластика, манеры свои необычные. 

 

– Аня-то вас боготворит.

– Это рассказать она умеет.

– Ну, почему, разве у вас самой не вызывали трепет великие артисты, с которыми вам пришлось работать, Раневская и Плятт в театре Моссовета?

– Конечно мы понимали, что это великие актеры, большие фигуры.

– Сегодня вы работаете в Малом Академическом театре. Расскажите про Соломина.

– А зачем вам?

– Люди, которые уехали давно, помнят вас и Юрия Мефодьевич и других артистов по своей молодости. Вы кумиры их юности, периода их становления и их лучших лет. Вы же понимаете это?

– Да. Тогда я расскажу вам про Соломина. Мне кажется, что его воспитали очень хорошие родители. Это воспитание до сегодняшнего дня просматривается. Он не вредный. Он не злой, не завистливый. Тридцать лет он руководит театром. У нас очень хорошая обстановка в театре. Он содержит его в рамках русской театральной традиции. Я имею ввиду,  что у нас в Малом театре сегодня никогда на сцену не прийдет «экспериментатор», который разденет актеров до гола. Никогда со сцены никто не скажет дурного слова и никакого пошлого намека.  

– Малый театр и сегодня ставит только классический репертуар? 

– Да, мы  играем Чехова, Островского и  тем самым сохраняем самих себя. Поэтому артисты у нас в театре совершенно особенные. Они читают хорошую литератору, ходят на работу для того, чтобы понять, что хотел сказать Чехов или, что Гоголь сказал, а не Тютькин. Если понятно, что я говорю. 

– Да, я понимаю. Но насколько современные зрители могут воспринимать Островского?

– Он очень современный автор. 

– И в чем его современность?

– В характерах людских, в пороках. Человек ведь не изменился от сотворения мира. 

– А язык Островского молодежь в состоянии понять, русский язык?

– Это сладость, а не язык. Какие словеса! Какие остроумные ходы. Какие фразы, которые даже учить не надо, они запоминаются сами. Пир души этот Островский. В его пьесах нет ничего такого забытого, сложного, исторического. Это классика на века. Более того, если раньше, в советское время, никто не понимал, что такое банкноты, векселя, акции, сейчас, когда ты это знаешь – еще остроумнее кажется, яснее и смешнее. 

– В России сейчас многие говорят, что не смотрят телевизор. А вы его смотрите?

– Обязательно. А сплю как хорошо я под него. 

– Нет, серьезно, какие программы вы любите?

– Я смотрю канал «Культура». 

 

– Как вы восприняли «Оскар» за фильм «Москва слезам не верит»? 

– Все меня спрашивают, как мы «Оскар» получали, какие впечатления. И я недавно вспомнила. Во-первых, какой там «Оскар», никто не знал, что это такое. Это как где-то на Луне. И когда, я узнала о награде, ощущение было, как будто ко мне он отношения не имеет. И вот я иду из рыбного магазина.

– На улице Горького?

– Нет. Это не важно. А в магазине треску выбросили. И я иду с сумкой из нее торчат хвосты тресковые. Перешла по подземному переходу. А мне навстречу соседка Роза: «Ирка! Вам же дали «Оскара», ты представляешь?!» А я отвечаю: «Да, я слышала.» А потом и говорю: «Слушай Роза, в рыбном потрясающую треску дают, и никого народу!» И показываю ей эту сумку с тремя хвостами. Она потом мне всю жизнь вспоминала: «Я ей про «Оскара», а она – про треску.» Вот вам и «Оскар» весь. 

– А деньги вам за «Оскара» полагались?

– Нет, за это денег не дают. Это был лучший иностранный фильм года. А вот, когда нам дали Госпремию, вот тогда мы и деньги получили. 

– Вы сказали, что в Малом театре, вы самосохраняетесь. Если говорить в принципе, о человеческих понятиях, как сохранить себя в жизни?

– А надо прочесть книжку Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо».

– Но там не все сказано.

– Значит надо вспомнить, чему вас учили родители. Ведь родители всегда говорили: «Это плохо, а это хорошо.»

– Это тем, кому с родителями повезло.

– Нет такого человека, который не знает, что такое хорошо, и что такое плохо. Знают все. Но некоторые говорят: «Да, конечно – это плохо, но подожди, в данном случае…» Нет никакого случая. Или черное или белое. 

– То есть среднего для вас нет.

– Нет. Нет среднего рода. Или мужской, или женский. У каждого человека есть совесть. Но есть еще такие мысли глупейшие, которые тебя оправдывают, почему ты поступил не по совести. 

– Что для вас важно в человеке?

– Одежда, конечно. 

– Это само собой. А если серьезно, кого вы считаете своим человеком, а кого чужим?

– Не знаю. Это что-такое не моего ума. Я взлечу сейчас и разобьюсь. Я так высоко летать не могу. 

– Для вас ведь важны честность и совесть. 

– Это для всех важно.

– Это то, что прививается в детстве. Вы же родились в Москве? А где?

– На Большой Пироговской улице.  

– А сейчас как изменилась для вас Москва? Она вообще меняется? 

– Вот, та Большая Пироговская, где я жила, не изменилась. Я когда я там бываю, у меня сердце замирает. Так, как было, так и осталось – клиники, клиники, клиники и бывшее здание штаба Военно-Воздушных сил. А за ним был наш дом. Сейчас его уже нет. Я проезжаю на машине мимо, я останавливаюсь, смотрю туда. Подъеду к школе, куда в первый класс ходила, постою, посмотрю. 

– Интересно.

– Это другое слово.

– Какое?

– Замирание сердца. «Это детство мое, чистота моя.» – такие слова есть у Чехова: «И ангелы просыпались со мной каждое утро.» Я жила в хорошей семье. Родители были четкие, аккуратные. В доме всегда пахло пирогами. Стол был всегда накрыт скатертью. У каждого было свое место. Все собирались в одно время, потому что папа мог прийти со службы. И мы все вместе обедали. Мама нам с сестрой шила нам красивые платья, пальтишки. Мы были хорошо одеты. 

– Да, раньше мамы шили.

– Она закончила курсы кройки и шитья. 

– А первое посещение театра помните?

– Да, это был «Аленький цветочек» в театре Пушкина. Мы совсем маленькие были. Очень хорошо помню Кикимору, которая из болота вылезала. Ну вот. А по воскресеньям мы брались все за руки и шли всей семьей от Большой Пироговской до памятника Пушкина пешком. 

– Ничего себе!

– Почти каждое воскресенье. Нам с сестрой очень нравилось. А заканчивалась прогулка в рыбном магазине, который был  напротив бывшего здания ВТО. И я помню этот рыбный, где на витрине лежала огромная севрюга. И я говорила маме: «Давай купим и эту рыбу с хрящиком по середине.» Севрюга, красная, черная икра, трепанги, миноги, крабы – вся вкуснота там была. 

– Это когда было?

– Это было в детстве. 

Елена Шафран