То ли люди, то ли куклы. Анна Викторова и ее небесный оркестр

Надо или нет устраивать в Израиле карнавальное шествие на Пурим? В Холоне, где традиционно проходил самый многочисленный парад, решили отказаться. А Иерусалим решил иначе. И после долгих лет перерыва устраивает Адлояду, масштабное праздничное шествие стоимостью около 5 миллионов шекелей. Для подготовки были привлечены лучшие художники и коллективы. Среди них – Анна Викторова. 

Мы разговариваем, сидя в разных концах света. Она – в заснеженном Петербурге, я в заполненном зеленью Ришон ле Ционе. По ходу интервью она собирается, надевает шапку (зачем? – в первую секунду не понимаю я) и выходит на улицу. А через несколько минут присылает фотографию улицы Марата, знакомой “до детских припухлых желез”, ведь я выросла там, в правом верхнем углу фотографии. Там сумерки, снег и фонари. Еще через несколько минут приходит фото жилого двора на соседней Пушкинской, где в глубине светится лампочками небольшая дверь.

За дверью – театр “КукФо” что означает “Кукольный формат”, детище моей собеседницы, художницы Анны Викторовой. Внутри негромко разговаривают люди, звучит фортепиано и отовсюду, буквально со всех сторон на тебя внимательно смотрят куклы. Этот театр, несмотря на скромный размер, обладатель множества театральных премий, а куклы, сделанные Анной – настоящие суперзвезды. Сама Анна живет между Петербургом и Тель-Авивом, а сегодня она входит в творческую команду, которая готовит иерусалимскую Адлояду.

У вас редкая профессия. Кто были ваши учителя?

Вдохновили меня спектакли Резо Габриадзе, его Тбилисского театра марионеток. Это было то, ради чего я пошла в театральный институт на кукольное отделение. А папа мой Валерий Викторов – театральный художник, он учился у Эдуарда Кочергина, знаменитого художника-постановщика БДТ. Тогда совсем еще молодой Кочергин набрал свой первый курс, и как это бывает с первыми – он оказался самым мощным и самым любимым, оттуда вышли нынешние знаменитые театральные художники. И папа меня учил именно ремеслу. Как общаться с режиссерами, как придумывать идеи, как их отстаивать. 

А как вы попали в театр к Габриадзе? 

В 1996 году Габриадзе приехал в Петербург ставить в Театре Сатиры спектакль “Песня о Волге”. Ему нужны были мастера и он меня взял, хотя я была еще студенткой. Я проработала у него около четырех лет. А потом Габриадзе вернулся в Грузию и забрал спектакль с собой, там он уже стал называться “Сталинградская битва”. Идет, кстати, до сих пор.

 Я много слышала про этот спектакль, легендарный. Знаю, что он был посвящен Сталинградской битве, но был создан в маленькой форме. 

Да, это были марионетки, маленькие. Мы объездили с этим спектаклем весь мир, были на международных фестивалях. Нас было пятеро актеров, точнее трое из актеров были мастерами. Мы не собирались быть актерами. Делали кукол, бутафорию в мастерской рядом с залом. А потом как-то так получилось: он позвал журналистов показать отрывки, попросил нас выйти на сцену, и после этого стали кукловодами. И он уже учил нас как актеров, помогал. Но озвучен был спектакль великими голосами: самого Габриадзе, Лии Ахеджаковой, Сергея Дрейдена. А музыку написал Вениамин Баснер, автор песни “С чего начинается Родина”. Ну то есть, был такой сгусток гениальных участников.

«Песня о Волге». Спектакль Резо Габриадзе, 1996

Актрисой вы не собирались становиться? 

Не собиралась и не стала. Это не мое и не приносит удовольствия. Художники – закомплексованные побольше, чем актеры. После окончания института не было много вариантов работать так, как хотелось. И мы решили создать свой театр, которому в прошлом году отметили уже 20 лет.  

На что похож ваш театр? На театр Образцова? На театр Габриадзе? Или это новая форма? 

Мне бы хотелось, чтобы мы были похожи на Габриадзе. Кто-то нас сравнивает иногда. Мы работаем с куклами. С марионетками, с планшетными, с петрушками, с разными технологиями, все время ввязываемся в новые проекты и приключения. У нас много взрослых спектаклей – примерно половина репертуара играем для детей, половину для взрослых. Двадцать лет назад было странно играть кукольные спектакли для взрослых, надо было пройти этот путь, чтобы сегодня это стало нормой.

Среди постановок театра “КукФо”: «Всадник Cuprum», «Робин-Бобин», «Мальчик у Христа на елке» − совместный проект с Музеем Достоевского и «Белым театром» в Колпинской воспитательной колонии, «Буря» У. Шекспира, «Бактериус и Микробус» Н. Голя, «Ошибка студента Раскольникова» по произведениям Ф. Достоевского, А. Пушкина и Д. Хармса, «Русалка Света из деревни Перемилово» Е. Любаровой, «Птифуры». Занимается книжной иллюстрацией. “Робин–Бобин” (2005) получили Национальную театральную премию “Золотая маска”. Спектакли “Аленький цветочек” (2014) и “Пиковая дама” (2016) — лауреаты премии “Золотой софит”. В 2020 Анна Викторова с режиссером и продюсером Тимуром Бекмамбетовым выпустила спектакль «Ходжа Насреддин» в Театре Наций. Лауреат премий «Золотая Маска».

У вас есть и большие куклы, ваши “великанцы” пятиметровые, и маленькие, и совсем маленькие. Мне интересно, размер имеет художественное значение?

Знаете, что имеет значение? Игра с воображением зрителя. Он же понимает, что кукла неживая, что большой великанец, например, Хармс  – неживая, что кто-то ею управляет. Но в какой-то момент, когда кукла в белые ночи, в полутумане идет по городу, создается полное ощущение, что она живая. И вот этот момент самый кайфовый. Когда ты понимаешь, что ты уже зрителя схватил и дальше уже все, ты можешь ему рассказывать любую сказку, он во все поверит. 

Так же и с маленькими куклами. У нас есть спектакль “Птифуры” про дедушек и бабушек, в нем кукла Виталий Егорыч. Он живет в коробочке размером со спичечный коробок. Актеры знакомят его со зрителями, разговаривают в эту коробочку, слушают его, пересказывают его слова. В какой-то момент он из коробочки выходит и его на пальце показывают зрителю. И некоторые зрители его видят. Но дело в том, что его не существует. Это игра с воображением. 

В вашем театре вообще очень популярна тема стариков и старушек. Почему вас так зацепила эта тема?

Случилась судьба. У нас был спектакль “Преступление и наказание”, в котором мы собрали цитаты из Пушкина, из Хармса. Знаете, в “Пиковой даме” есть Лизавета Ивановна, у Достоевского тоже Лизавета Ивановна. А еще есть старухи у Хармса. Там очень много параллелей. Место действия -Петербург, время – седьмой час, который звучит и у Пушкина, и у Достоевского. И в этом спектакле у нас в какой-то момент на сцене одновременно около 30 старух. Мы хотели сделать сцену сюра, когда они появляются изо всех щелей и воспитывают Раскольникова. 

После этого вы решили посвятить старушкам отдельный спектакль “Птифуры”? 

Не сразу. Прошло лет десять. Одна из наших актрис придумала спектакль про бабушек. У нее была идея соединить разные жанры – музыку, кукол, драму, пантомиму, но все вокруг бабушек. У нас долго не получалось, где-то полгода мы не могли нащупать. Был момент, когда собирали все со своих родных, пытались вспомнить смешные, грустные сценки, которые вплетали в спектакль. И дальше я только помню, что в какой-то момент уже хлопают зрители и директор наш говорит: “Это самый лучший спектакль теперь в нашем репертуаре”. Как это случилось – я не знаю.

 

Кстати, мама Кати, той актрисы, которая принесла идею, тоже участвует. Ей 92 года, она блокадный ребенок, и у нас она играет подставную старушку в зале. Во время спектакля вырывается на сцену и говорит, что ей надо непременно рассказать свою историю. Она одета в шляпку с облезлыми перышками, типичная петербургская старушка. И мы ее везде с собой возили, и люди ведутся, хотя это все у нас простроено, и на афише написано, и в программке. 

Так что к вопросу, как это все получилось – видимо, зрителю это надо. Спектакль очень популярный, люди ходят больше и больше, и мы играем его много, и сделали еще один – “Птифуры. Дедушки”.

Но есть у вас и гигантские старухи, которые гуляли по городу. Откуда эта идея? 

Наш театр долго работал в Доме-музее Достоевского. В Петербурге проходит ежегодный День Достоевского, и мы каждый раз что-то делали. В 2015 году мы должны были очередной раз участвовать и решили попробовать что-то такое, что мы никогда не можем попробовать дома, в театре. И тогда мы придумали вот этих больших, пятиметровых кукол-писателей. Потом Петра I. Потом нас попросили еще, и мы решили сделать петербургских старух.

Это ведь тоже марионетки?

Да, очень большие марионетки, у которых движутся и руки, и головы. Кукла надевается на актера, а мы придумали технологию, чтобы она была легкая, так что актер может долго ходить по ней, по улицам, заглядывать в арки. 

Когда я увидела эти фотографии, меня удивила абсолютная гармония – как естественно выглядят эти персонажи на улицах города. 

Они очеловечены. Писатели узнаваемы. А у старух решили сделать больше деталей. Например, у старухи-процентщицы на животе висит такая ткань, на которой разные заклады: вилки серебряные, ложки, подсвечники, записочки. Все это можно разглядывать.

И как жители города отреагировали? 

Эффект был какой-то колоссальный. Само мероприятие проходит в начале июля. «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в Столярном переулке» – начало романа “Преступление и наказание”. Так вот, накануне, часов в пять утра, мы вышли тестировать кукол, ходили по Пушкинской, по Марата, по Фонтанке. У нас же в это время белые ночи, много людей гуляет. И наутро у нас появилось море просмотров, фотографий, отзывов. Мы сами были в шоке от того, насколько людям это оказалось интересно. 

Я читала, что прогулки ваших великанцев-писателей тоже вызвали ажиотаж в городе. Кстати, тема встречи великих русских писателей у вас проходит, что называется, через все. 

В “Пиковой даме”, как вы помните, все начинается с того, что персонаж рассказывает историю про Пиковую даму. А в нашем спектакле за игровым столом сидят Крылов, Гоголь, Некрасов, Пушкин и Достоевский. Все они в реальной жизни были игроками, причем заядлыми. 

И они же гуляли по Петербургу? 

Да, они же гуляли. И в других спектаклях есть писатели, но в непривычных образах. Например, Хармс, который погиб в 1941 году от голода в тюрьме – у дожил до старости и мы видим его старенького. Есть и есть постаревший Пушкин, и его узнают зрители. Он сидит на лавочке, разговаривает с писателем Александром Володиным.

Когда мы говорим о куклах, которые вышли из театра и гуляют по городу – это близко к идее Пурима, уличного карнавала. Вы будете использовать их в Адлояде в Иерусалиме?

Когда мне предложили поучаствовать в конкурсе на участие в Адлояде, у меня было несколько идей. Можно было и великанцев сделать, но хотелось что-то особенное. И я предложила проект – клезмерский оркестр, музыканты, которые “сидят” на стремяночках, на высоте трех метров от земли. 

А как они будут там держаться? 

Есть конструкция, как рюкзачок,который актер надевает на себя, наверху крепятся куклы. И получается, что актер несет этих кукол на себе, но они находятся высоко, над шествием. У них инструменты – скрипки, дудки, бубны, причем они играют на этих инструментах, двигают руками, головой. Плюс – актеры, которые их носят, пританцовывают, делают движения, и получается, что эта группа подвижна. А рядом будет идти Иерусалимский клезмерский оркестр. Можно сказать, что мы к реальным музыкантам добавляем верхних кукол, вытягиваем вверх вертикаль. 

Вы по-прежнему всех кукол делаете сами?

Да, сама. В чем-то мне помогают, у меня очень хорошая команда. Поэтому что-то мне проще сделать в Питере, например, уже сварены и упакованы рамы, на которых будут сидеть музыканты. А что-то будем делать на месте, в Израиле есть отличные мастера, некоторый той же петербургской школы кукольного театра. 

Для вас участие в таком шествии – новый опыт?

Да, все новое. Страна другая. Кроме того, когда мы делали подобное в Петербурге, мы были хозяева своего существования. Здесь я попадаю в систему. Шествие состоит из многих участников, будут общие репетиции – это большая история, и мы часть этой истории. Мне интересно попробовать, я благодарна, что нас выбрали. 

Вы теперь израильтянка, есть ли у вас планы что-то поставить в Израиле?

Да, есть идея, я над ней работаю, она растет. Этот проект не зависит ни от чего, подвижен, и даже свет я придумала независимый. Его можно играть в любом пространстве. Он не получается быстро, честно говоря, я растеряна из-за всего, сложно понять, о чем вообще сейчас рассказывать. Еще на самом деле мне очень сложно бросить ребят здесь. Кто-то этого не понимает. Но мы строили 20 лет, и моя команда уже как родственники. Я когда уезжаю, очень переживаю за них. Но когда я в Израиле, я чувствую, что это нужно людям. Они открыты, говорят – давайте, давайте, мы хотим. Думаю, все сложится.

Все фото предоставлены театром “КукФо”